— Почему? — спросил я.

— Мне и в голову не пришло, — выпалил он.

Я высказался о его голове одним крепким кратким словцом ивышел из ванной. Мириам Вудфорд вопросительно взглянула на меня.

— Это провокация, — быстро сказал я. — Ничего не говорить,на вопросы не отвечать. То же самое относится к вам, Норма.

— А ко мне? — спросила Мицуи, подняв на меня взгляд своихнепроницаемых японских глаз. Личико у нее было безмятежное, как цветок лотоса.

— Об этом спросите свою совесть, — ответил я ей, — если,конечно, она у вас есть. — Потом добавил: — Вам стоит только еще что-нибудьприсочинить про Бастиона — и вы получите на свою голову обвинение в убийстве.

Сержант Хуламоки и Дейли не выходили из ванной добрых минутпять. Когда, наконец, они появились, пистолет был уже аккуратно завернут,видимо, в надежде снять с него отпечатки пальцев, когда он высохнет. И я, и онисами прекрасно понимали бессмысленность этой процедуры, так что все этоделалось лишь для проформы.

— Мне очень жаль, Лэм, что так получилось, — сказал сержант.

— Это я понимаю.

— Вы, конечно, считаете, что пистолет подложили?

— Конечно.

— Чем вы это докажете?

— Ничем! Это вы попробуйте доказать обратное, — парировал я.

Он выразительно посмотрел на Дейли и пробормотал:

— Тысяча чертей!

— Мне и в голову не приходило, что там может быть тайник, —оправдывался Дейли. — Я думал, крышка вообще не поднимается. Во всех другихместах я посмотрел, сержант, это точно.

— Иными словами, — сказал Хуламоки, — вы посмотрели во всехместах, кроме того, где лежал пистолет.

— Кроме того места, куда впоследствии был подброшенпистолет, — поправил я. — Хорошо же вы готовите ваших сотрудников, сержант.

— Я хорошо готовлю своих сотрудников, — зло ответилХуламоки. — У меня хорошие сотрудники и я хорошо их готовлю.

— Оно и видно.

— Все делают ошибки.

— Но некоторые чаще, чем другие.

— Слушайте, Лэм, я, пожалуй, обойдусь без ваших замечаний.

— Теперь — конечно обойдетесь, — не удержался я. Его лицопотемнело от злости.

— Сержант, — возник Дейли, — одно ваше слово — и я скручуего в бараний рог.

Хуламоки отрицательно покачал головой.

— С ним мы еще разберемся, — сказал он. — Мне кажется, ончто-то знает.

— Наверняка что-то знает! — подхватил Дейли.

— К сожалению, не могу ответить вам тем же комплиментом, —злорадно ответил я, обернувшись к Дейли.

Тот угрожающе двинулся ко мне.

— Дейли! — окликнул его сержант, и тот застыл на месте.

Хуламоки перевел взгляд на Мицуи.

— Сегодня утром вы якобы ходили за покупками, — сказал он. —На самом же деле вы сели на автобус и поехали на Кинг-стрит, где у вас стоялавтомобиль. Вы вышли из автобуса и сели в этот автомобиль.

Лицо ее оставалось неподвижным, однако глаза заметались изстороны в сторону, как мышки в клетке.

— Кое-что мы все-таки умеем! — самодовольно продолжалХуламоки. — Мы поговорили со всеми водителями автобусов, выезжавшими сегодняутром на линию, и один из них вас узнал. Более того, он сказал, что вы всюнеделю выходили на этой остановке и садились в автомобиль.

— Разве это нарушение закона — ездить в автомобиле? — сневинным видом спросила Мицуи.

— Все дело в том, кто для вас его арендовал.

— Мой приятель.

— Значит, Бастион был вашим приятелем?

Она задумалась.

— Так был или нет?

— Нет, — ответила она.

— Видимо, просто дал вам этот автомобиль из солидарности сугнетенным рабочим классом, так? — спросил Хуламоки.

Мицуи молчала, снова надев на себя маску ничего непонимающей восточной женщины; казалось, эту броню невозможно пробить никакимихитроумными вопросами. Но сержанта Хуламоки это не смутило — видимо, опытработы с восточными молчальниками у него был.

— Если вы не скажете правду, я вас арестую. Сержант молчасмотрел на Мицуи; она тоже подняла на него глаза, и в комнате повисланапряженная тишина.

Мицуи сидела неподвижно, как статуя, но глаза ее сновазабегали. Она всячески старалась избегать пытливого взгляда Хуламоки, а он всесмотрел и смотрел на нее, ни на секунду не ослабляя психологического давления.Все остальные тоже молчали.

Потом сержант глянул на свои часы и вновь на Мицуи. Он неговорил ни слова о том, сколько времени дает ей на размышление, лишь показывалэто всем своим поведением. Сидел он в свободной позе, не выказывая ни вражды,ни дружелюбия. Было ясно, что он просто полицейский, который несет свою службу— спокойно, без грубостей, но при необходимости будет действовать очень быстрои жестко.

Такого напряжения Мицуи выдержать не могла.

— Я буду говорить, — сдалась она.

— Говорите, — сказал Хуламоки.

— Неделю с небольшим назад этот человек пришел ко мне, —начала она.

— Кто?

— Он сказал, что его фамилия Бастион.

— Что ему было нужно?

— Некоторые услуги.

— Сколько он вам обещал?

— Сто долларов каждую неделю.

— Что вы должны были сделать?

— Впустить его в дом, когда госпожи не будет.

— И вы это сделали?

— Сделала.

— А что сделал он?

— Просверлил дырку в стене, вставил микрофон, протянулпровода. Он велел вымести осыпавшуюся штукатурку и привести все в порядок,чтобы никто ничего не заметил.

— И вы это сделали?

— Сделала.

— Что дальше?

— Он установил записывающую машину и показал мне, как менятькатушки. Каждые шесть часов надо было менять катушки.

— И это вы делали?

— Делала.

— Куда вы девали пленки, которые записывали?

— Клала в свою сумку.

— А потом?

— Отвозила их мистеру Бастиону.